не знаю я, что это. наверное, просто... ничего.GTOP.
482 слова.
между строк и фонарейиз "in between lines and lights". спасибо Аки.Все люди верят, что то, что они чувствуют, на старушке-Земле еще не переживал никто, за все поколения - но когда им паршиво, они включают музыку и рыдают с нотами в унисон, потому что наконец-то они не одни. Какой идиот с разбитым сердцем будет слушать счастливые песни? "О, у нас так всё хорошо, мы любим друг друга". - С ума сойти, - Джиён делает затяжку и взволнованно машет левой рукой. - Сколько шума, сколько болтовни из-за этих трёх слов! "Я тебя люблю" - на них, считай, крутится весь мир! Ну, музыка уж точно - а для меня это весь мир, ты знаешь.
Джиён делает ещё одну затяжку. Сынхён ждёт.
- Все люди хотят быть любимыми. Хотя не все умеют любить. Хотят знать, что не только они имеют все эти бешеные и царапающие твою черепную коробку изнутри мысли, когда твоя женщина за твоей спиной трахается с твоим же лучшим другом - эй, этот чувак говорит дело, этот чувак страдал так же, как я, прикуплю-ка я его диск. Все люди верят, что то, что они чувствуют, на старушке-Земле еще не переживал никто, за все поколения - но когда им паршиво, они включают музыку и рыдают с нотами в унисон, потому что наконец-то они не одни. Какой идиот с разбитым сердцем будет слушать счастливые песни? "О, у нас так всё хорошо, мы любим друг друга".
Сынхён пожимает плечами и взглядом указывает на сигарету. Джиён чертыхается и тушит окурок в пепельнице. Сынхён даже не спрашивает: "Еще?", а просто протягивает следующую.
- Так на чём я остановился?..
- На рыданиях.
- А... Точно. Люди привыкли быть несчастными. Разбитое сердце - такой же обычный диагноз в наши дни, как грипп или краснуха. Вот увидишь, скоро это в медицинских карточках отмечать будут. "Вам разбивали когда-нибудь сердце?" - "Да, доктор, три раза." Жаль, что от этого нет иммунитета. Но зато у музыкантов никогда не переведется хлеб.
Дым от сигареты уносит его слова к горящим жёлтым светом фонарям, слепо светящим в стекло друг другу. Свет ложится неровными пятнами на скулы Джиёна, стекает вниз, на щёки, и Сынхёну кажется, что он сидит в затемненном зале и смотрит театр одного актера - взволнованного, иногда запинающегося актёра, курящего сигарету за сигаретой, и дающего первый и последний спектакль в жизни.
- "Я тебя люблю". Ну или любил. В эти три слова можно свести смысл почти всех песен, когда-либо написанных. И которые еще напишут. И я собираюсь приложить к этому руку, блокнот и карандаш. Часто я смотрю на бумагу и думаю: "Это уже пели. Кто-то уже прожил мою жизнь и спел её до меня". И мне становится страшно. Но это ведь нормально, да?
Джиён смотрит Сынхёну прямо в глаза, и Сынхён не просто должен, он хочет сказать хоть что-нибудь. Но не знает, что.
- Сынхён, я просто...
Не знает, но интуитивно понимает. Аккуратно берет сигарету из пальцев Джиёна, делает затяжку и выдыхает дым - уже в его приоткрытые губы, крепко прижимая к себе одной рукой. Сынхён целует Джиёна и чувствует, как напряжение медленно покидает того - как дым, поднимающийся в небо. Джиён тоже обнимает его, и никто не хочет прерывать поцелуй первым.
***
- Я тебя люблю. Это хотел услышать?
Абсолютно, невероятно счастливая улыбка Джиёна, которая сейчас ярче и теплеё для Сынхёна, чем все фонари Сеула, служит ему ответом.
Занавес.
Хотя всё только как раз и начинается, думает Сынхён, прежде чем снова поцеловать его.